Затем все снова пришло в движение. Мужчина со всех ног бежал к лежащей на песке женщине — ее стоны тонули в крике Мэри и в неистовой ругани Тома. Барбара размахивала стойкой, и только человек, лежащий у ног Эвери, был неподвижен — смерть настигла его.
Эвери пошел к Тому. Но Том, несмотря на падение с высоты в десять футов и раненое плечо, уже поднялся.
— Видел, каков удар? — крикнул он.
— Ради Бога, Том! Ты цел?
— Хрен с ним! Конечно, нет. У меня в плече такая дыра, что можно вставить сигару. Поплачем потом… Видал? Я всадил его этому ублюдку точно между лопаток. Хоть я и свалился при этом за борт, но дело стоило того.
Он попытался ступить на левую ногу, но вдруг со стоном повалился на землю.
— Да, хреново… Посмотри на них, Ричард. Посмотри на высшую расу.
Мэри и Барбара что-то кричали им сверху, но Том, казалось, не слышал.
Эвери посмотрел в направлении его взгляда. Золотые люди — их осталось теперь только двое — были полностью побеждены. ‘Они, хромая, шли по берегу — мужчина поддерживал женщину, — стараясь идти как можно быстрее, видимо опасаясь погони и стремясь укрыться среди деревьев.
Эвери вздохнул:
— Как, по-твоему, может быть, нам…
— Не надо, — великодушно сказал Том. — Пусть уходят. Я думаю, с ними теперь хлопот не будет… Вряд ли они еще вернутся. Мы с них сбили спесь… И знаешь что, Ричард, — он пошевелил ногой и вздрогнул от боли, — по-моему, это становится похоже на игру.
ГЛАВА 26
Не было ничего, кроме тьмы.
Ничего, кроме тьмы и беспредельного, внушающего благоговейный ужас великолепия звезд.
Он двигался к какому-то солнцу. Это солнце давало жизнь планетам. Он увидел одну из планет — белую и голубую от облаков, зеленую от океанов, желтую и бурую от островов.
— Это дом, — прозвучал голос. — Это сад. Это мир, где ты будешь жить, взрослеть и учиться. Это мир, где ты узнаешь достаточно, но не слишком много. Это жизнь. И все это — твое.
Этот нежный голос пришел сквозь бесконечные тоннели вечности, отдаваясь эхом от их стен. Он грохотал, словно гром, и этот гром потрясал его дремлющее сознание.
Кристина плыла к нему сквозь звезды. И звезды превращались в золотые и коричневые листья английской осени.
Кристина шептала:
— Где бы ты ни был, что бы ты ни делал, мой милый, я с тобой. Ты создал из нашей любви нечто новое. Ты сделал ее яркой, сияющей. Ты освободил ее. Теперь она — твоя любовь. Владей ею, владей нами обоими.
Он хотел было ответить, но не мог вымолвить ни слова. Кристина, далекая и прекрасная, мягко растаяла в темной бездонной пропасти, словно снежинка, словно гаснущая звезда…
Эвери проснулся, открыл глаза и в полутьме палатки посмотрел на Барбару, спокойно спящую рядом с ним.
Милая Барбара, подумал он, чудесная, живая, родная Барбара. Не Кристина. Она значила для него не больше, чем Кристина, но и не меньше. Странно, она ничуть не похожа на Кристину. Просто он не может жить без нее. Женщина…
Эвери коснулся ее лица. Он провел пальцем по ее щеке и ощутил восхитительное тепло живой плоти. Он понял, что хочет смотреть и смотреть на нее, словно увидел впервые.
Эвери вспомнил золотых людей и Элетри. Вспомнил сражение и смерть одного из врагов, которого ему потом пришлось похоронить. Его и Барбару обогатили страдания, пережитые вместе, и глубоко спрятанная печаль, которую каждый из них должен пережить в одиночку.
Эвери осторожно сел, стараясь не потревожить любимую. Она должна хорошенько отдохнуть, ей пришлось много — слишком много — пережить, а ведь в глубине ее тела, словно скрытый плод, растет крошечное чудо.
Он сел, с наслаждением вдохнул утренний воздух, и сквозь открытый полог палатки увидел предрассветный мир во всем его великолепии. Вокруг не было никаких признаков вчерашнего побоища. Остатки обгоревших палаток они уже убрали. Все выглядело так, словно никакого сражения никогда и не было… Эвери встал, оделся и вышел наружу.
Лагерь был такой, как всегда, — уютный, знакомый, родной, надежное убежище от враждебного мира. Дом и крепость. Магический круг, ограждающий дружбу, любовь и жизнь.
В лагере было пусто. Эти последние дни дорого обошлись Тому и Мэри. Эвери надеялся, что хоть теперь они смогут наконец отдохнуть. Сейчас для них это важнее всего.
Эвери стоял на маленькой скале, которая называлась Вторым Лагерем, и с ее вершины обозревал остров и море — свое собственное королевство. Красный ободок солнца едва показался из-за горизонта. Небо было ясным и чистым. Все предвещало чудесный погожий день… Еще один день, до краев наполненный непостижимым счастьем жить…
Море лежало перед ним ровное, словно зеркало, и мягко серебрилось в предрассветном свете. Эвери лениво перевел взгляд на пляж. И тут он вздрогнул, не веря своим глазам.
Она была там.
Она действительно была там.
На берегу, посередине между скалой и кромкой воды, возвышался небольшой постамент. На нем стояла какая-то штуковина, похожая на маленькую, необыкновенно изящную пишущую машинку. В нее был заправлен рулон бумаги.
Когда-то Эвери уже видел ее. В другое время, в другом месте. Во сне. В ситуации более фантастичной, чем любой сон, которая развивалась по непостижимой логике, продиктованной своими собственными непонятными жизненными побуждениями.
Эвери вдруг охватило возбуждение. Он почувствовал, как внутри у него все напряглось. Он быстро спустился по лестнице. Как только он подошел к пишущей машинке, которая на самом деле вовсе не была пишущей машинкой, как та начала печатать.
«Не волнуйтесь, — гласило послание. — Эксперимент достиг удовлетворительного результата. Результат очень ценен, однако нуждается в дополнении наблюдениями субъектов».
Эвери секунду поколебался. Машинка внезапно потеряла в его глазах всю свою непостижимость. Он с удивлением обнаружил, что не испытывает ни страха, ни возмущения. Ему просто смешно.
Эвери коснулся пальцами клавиатуры.
«Субъект находится в тупике», — напечатал он.
Машинка ответила:
«Пожалуйста, поясните.»
«Находиться в тупике, — отстучал Эвери, — означает быть растерянным, ошарашенным, заинтригованным… К тому же субъект еще и в депрессии».
«Пожалуйста, поясните.»
«Почему я должен это делать? Лучше я буду брать пример с вас и не стану ничего объяснять».
«Пожалуйста, поясните. Это важно».
Эвери был очень доволен собой.
«Важна только жизнь, — напечатал он. — Это заключение, к которому субъект пришел в результате эксперимента».
Возникла пауза. Затем машинка снова принялась печатать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});